Белые квадраты на экране

Белые квадраты на экране - "какие-то шифровки". "Напишите письмо на сайт" - "о чем?". И я пишу, что было бы хорошо, если бы Ходорковский выиграл процесс, чтобы дело закрыли. А через несколько месяцев я был задержан и посажен. Задержан в Москве, куда приехал с адвокатом, т.е. адвокатом этой самой "дружественной" гоп-компании для штурма московского офиса ЮКОСа, на котором мы находились. Меня немедленно арестовали.

С Евгением Алексеевичем Саксом мы тоже были знакомы с 1995 года, когда он работал главным юристом "ПИР". С тех пор мы поддерживали контакт, и он предложил мне выступить в суде и по своему делу, а также по делу Левоневского, на стороне обвинения.

Всю эту информацию я передал Алексею Пичугину, который был, как выяснилось, и остается, одним из основных моих источников.

Я решил, что для меня более выгодно выступать на суде под своим именем, не выдав ни единого факта, что я с Пичугиным общался.

Непохожесть на Пичугина (ну, кроме допросов в тюрьме) заключалась еще и в том, что в то время ему было не более 35 лет, но его уже судили как судили: за два эпизода превышения должностных полномочий, и тогда, когда из-за него, видимо, рухнуло другое обвинение против Ходорковского и Лебедева, а теперь вот был новый эпизод с несостоявшимся захватом "Бритиш Петролеум" в составе организованной группы. У всех были свои, в целом, похожие истории.

Но защита с самого начала начала защищать Пичурина. Мы не любили друг друга, но это был наш шанс.

Через несколько дней Алексей Пичурин и я уже провели "разговор" в тюрьме.

У меня был с собой диктофон, и мы запишем все, что он будет говорить суду и прокурору, все, о чем он сообщит потом, чтобы полностью восстановить в памяти этот разговор, который, возможно, поможет восстановить реальную картину.

Однако в суде я ни о чем, кроме допроса в тюрьме, не рассказывал. А это, как я уже говорил, история, не только для моего прошлого, но и для настоящего, и для будущего, поскольку для многих она является "визитной карточкой" Пичулина и не будет секретом.

И последнее. Я сказал Алексею: "Я могу быть в тюрьме до года